Церковь на болоте
Храм среди болота? Ну да!
В очередной раз изучая новую крупномасштабную карту нашей страны, я обнаружил удивительную вещь. У южной границы, на стыке Брестской и Гомельской областей, среди лесов и топей ландшафтного заказника «Ольманские болота» был нарисован маленький чёрный крестик — обозначение церкви или костёла. По лесным тропинкам до ближайшей деревни Дзержинск Лельчицкого района — 6 километров, с бродом через речку Ствига. Любопытно? Ещё бы: неизвестно с какой целью построить храм в такой глуши!
Самый простой способ всё выяснить — съездить лично и разузнать. Топографические карты из Генерального штаба с надписью «Секретно» (пятнадцатилетней давности) гласили, что придётся преодолевать вброд речку: глубина 70 см, ширина 20 м, скорость течения — 1,5 м/с. Не очень радужная перспектива по холодной воде, но удовлетворение любопытства того требует. Что ж, собрался и поехал.
Дорога проходила по живописным местам среди сосновых лесов и непроходимых болот, и закончилась она Пунктом упрощённого пропуска с двумя пограничниками внутри. Стражи порядка потребовали у меня пропуск в погранзону, коего у меня не было. Пришлось подробно рассказать о цели визита, показать журналистскую «корочку» и предъявить для осмотра рюкзак. Убедившись, что цели у меня вполне мирные, погранцы усадили меня перед телевизором с украинскими передачами и напоили чаем. А сами в это время решали, что со мной делать: пропустить — так нету разрешения, задержать — так ещё ничего не нарушил. Поэтому долго пытались созвониться с Лельчицами, Туровом и даже Мозырем; мобильная связь там не берёт никакая, проводная выдаёт в трубку хрюки и шипение, а служебная транкинговая радиостанция отказывалась адекватно работать. Наконец соединили меня с председателем Дзержинского сельисполкома Юлией Владимировной Агеевой. Узнав, что предстоящую ночь я собираюсь по обыкновению провести в палатке, она ужаснулась и немедля зазвала меня к себе домой. Там, в компании Юлиных родителей, мы разговорились и я узнал историю деревни с сопутствующими легендами и тайнами.
Когда-то давно деревня называлась Радзиловичи — в честь одного из князей Радзивилов, что жил в соседней деревне Букча. Её название тоже со смыслом: в стародавние времена здесь шумели ценнейшие буковые леса. Вокруг, на островах среди болот, теснились деревушки Храпунь, Дубок, Селище, Хоромное, хутор Сетуха. Жили здесь люди не тужили, охотой и земледелием занимались. Постепенно про эти края сложились различные таинственные истории. Топонимику урочища Храпунь и одноименной деревни связываю с затяжной войной середины 17 столетия Речи Посполитой с Россией и Швецией, получившей название «кровавый потоп». Такие кровавые бойни произошли в этих местах, что долго ещё по округе разносились стоны и хрипы раненых. «Храплi людзі» — отсюда и пошло «Храпунь». Выжившие в войне и основали тут поселение. А в совсем давние часы жили на этом месте настоящие богатыри — старожилы вспоминают, как при сельхозработах находили человеческие черепа размером с конский и кости голени длиной до 80 см. Здесь же, в Храпуне, находилась обнаруженная мною на карте церковка. Но об этом немного позже. За Храпунём было село Гумнище, на месте которого впоследствии разлилось озеро, и рыбаки в своих сетях нередко обнаруживали черепки и прочие предметы домашней утвари. А в самом Дзержинске (раньше здесь был глухой хутор) есть место (микрорайон, если говорить столичными терминами), которое называется Озеро. Иногда из-под земли здесь слышны голоса.
Первая школа в Радзиловичах открылась в 1905 году, но документального подтверждения этому нету, и лишь 1926 годом датирована фотография, на которой изображена бывшая церковно-приходская школа (тут тоже находился православный храм). В 1917 году, славном своими атеистическими акциями и кампаниями, комсомольские активисты сняли с деревянной церкви кресты, флаги, вынесли алтарь, подожгли всё это и с пылающим добром пошли по улицам. Кто-то из наблюдающих за таким вандализмом громогласно проклял род главного безбожника до седьмого колена. В его семье начали происходить страшные и трагические случаи — то повесится кто-нибудь ни с того ни с сего, то ещё что. Сегодня в деревне живёт только пятое поколение того комсомольца. Старую церковь уничтожили, а на её месте открыли восьмилетнюю школу; доучиваться молодёжь ходила в Букчанскую десятилетку.
Во время польской оккупации граница установилась совсем рядом с Радзиловичами — по реке Ствиге, где сейчас как раз рубежи Брестчины и Гомельщины. Колхоз, находящийся там, назвали «На варте».
В 39-ом поляков прогнали, и всё вернулось на круги своя. А Радзиловичи переименовали в Дзержинск. Солдаты с заставы, находящейся у бывшей границы, за свои деньги построили церковь, которая и стала целью моей поездки.
Согласно переписи 1941 года, в Дзержинске было 128 подворий, на которых проживало 750 человек. В том же году 133 воина ушли из деревни на фронт. Больше половины — 78 — пали смертью храбрых. Саму деревню в сорок третьем каратели сожгли — уцелело всего четыре дома; в следующем году красный петух снова прошёлся по хатам — на этот раз за связь жителей с партизанами. Двенадцать человек согнали в один дом и спалили живьём, а остальные успели схорониться в болотах. В Тонеже — деревне в 25 км от Дзержинска — был учинён такой же погром; спастись удалось лишь одной женщине.
А что же таинственная Храпунская церковь? Оказывается, её нет на своём месте уже более сорока лет. Но обо всём по порядку. Через десяток лет после войны в Министерстве обороны приняли решение организовать в этих местах лётный полигон. Несколько деревень пришлось бы для этого отселить. Понятное дело, население было против, неоднократно собирались митинги протеста. Дело дошло до того, что в шестидесятом в эти болота лично явился Машеров. Как волшебник, в вертолёте. Вот только мороженого он не привёз, но после его визита дело сдвинулось с мёртвой точки. Выступающие сделали упор на то, что всё ещё жило острой раной в сердце каждого жителя, — на трагическую гибель их односельчан в годы Второй Мировой. Народу объяснили, что очень важно разместить тайный полигон здесь, в тылу, чтобы он был скрыт от противника высокими лесами и непроходимыми болотами. Ход оказался верным: скрепя сердце, люди уступили, и вскоре началось переселение. Полигон было намечено строить в Брестской области, — и поэтому деревни Мерлин, Храпунь, Рубрынь и другие, которые я видел на карте области 1954 года, вскоре перестали существовать. Жители этих деревень перебирались по своему выбору в селения Гомельской области. Чьи дома были получше, — те вояки разбирали, перевозили и складывали заново; хаты похуже уничтожались, а вместо них «потерпевшим» строили новые хоромы. Церковь тоже пришлось перенести, — правда, не на Гомельщину, а за десять километров — в село Берёзовое Ровненской области Украинской ССР. Старый деревянный храм был срублен топором и без единого гвоздя; а когда её разобрали для перевозки, ахнули: брёвна были как новые. На месте, где она стояла, поставили крест.
Юлия Владимировна нашла мне провожатого — сына местного лесничего, который утром отвёз меня на мотоцикле в урочище Храпунь. По пути, под дубом, мы увидели каменный крест, сложенный из двух частей. Про него тоже легенда имеется.
Когда-то давно в Радзиловичах играли свадьбу. В соседней деревне в это же время также поздравляли молодых. Вечером, после застолья, новобрачные в обоих сёлах запрягли лошадей и поехали кататься. В темноте возницы не заметили встречные повозки, и экипажи столкнулись у этого самого дуба. В одной молодой семье погиб муж, а в другой — жена. В память об этой трагедии и поставили каменный крест.
Через Ствигу неожиданно обнаружился бревенчатый мост с бетонным настилом. 
Оказывается, его построили ещё при организации полигона, — почти полвека назад. А картографы всё ещё продолжают рисовать и крестик, и сокращение «бр» у реки.
Крест на месте церкви покосился, а табличка на его заборчике уже ничего никому не говорит: буквы давно выцвели и смылись дождевой водой.
Хожу вокруг, осматривая землю. Вот остатки деревянных столбов — это были ворота церковной ограды. Вот позеленевший конский череп, а рядом с ним — рассохшийся скворечник.
А вот под корнями дерева разбитая бутылка. Поднимаю донышко — на нём значится «61 г»… Деревья в районе бывшей церкви невысоки и растут аккуратной сеткой — продольными и поперечными рядами. Тоже вояки садили. А за ними начинается луг, спускающийся к реке. Из неё торчат два деревянных столба — всё, что осталось от старого еврейского моста; по нему торговцы везли свои товары.
Среди кустов и деревьев, что растут у Свиги, под ногами замечаю маленький белый квадратик. Поднимаю — от кафельной плитки, что ли?.. Ещё одна легенда гласит, что выше по течению, у озера среди леса стоял панский маёнток. Хоромы, значит; и усадьба панская так и называлась — Хоромное. И владел пан фарфоровым заводом, сырьё для которого доставляли из урочища Юзефин, из села Глинное, которое славилось своими отложениями белой глины. Продукция панского завода достигала Москвы и Петербурга. И вот у меня в руках кусочек истории… Глинное известно ещё тем, что возле него растёт самый старый на Украине дуб — 1300 лет.
Потом мы заехали на старое кладбище. Кресты все как есть деревянные, большинство покосились или совсем подгнили и рухнули и даже успели зарасти мхом…
Лишь изредка найдётся ухоженная могилка. Невдалеке от кладбища стоит дозорная пограничная вышка высотой 25 метров.
Забираюсь с фотоаппаратом на вершину и начинаю оглядывать окрестности. До линии горизонта не менее 15 километров (после уже по формулам вычислил), но ни полигона, ни Дзержинска, до которого по прямой пять вёрст, не видать: настолько могучие тут леса.
И — Ствига вьётся узкой ленточкой.
Сейчас военные самолёты тут почти не летают, а ещё несколько лет назад жизнь здесь трудно было представить без рёва моторов. Мой провожатый говорит, что в этом лесу стояла не так давно и 50-метровая вышка, но пару лет назад, в одну из тёмных и ненастных ночей, хохлы её спилили, разрезали на куски и утянули лесными тропами на Украину.
За одним из болот, под рябиной, лежал красный камень. Один из жителей увёз его и поставил у себя на огороде. Но с тех пор стали являться ему странные фигуры, слышаться голоса, которые твердили: «Занеси камень назад». Чуть с ума не свели старика. Пришлось отвезти валун на место, и больше видения не беспокоили его.
Ещё совсем недавно к деревне Тонеж с севера шла узкоколейная железная дорога, — она принадлежала леспромхозу: вывозили лес. Но пришлось её разобрать по причине нерентабельности. Хотя, говорят местные, железка может сюда вернуться, причём не узкоколейка, а полноценная: у деревни Глушкевичи находится каменный карьер (а соседние украинские сёла носят названия Каменное и Будки-Каменские). Ежедневно грузовики вывозят отсюда тонны руды. Железная дорога сделала бы этот процесс более выгодным. Окончательного проекта ещё нет; прорабатываются два варианта: тянуть ветку из Житковичей или из Ельска. Первый вариант короче — 80 километров, и позволяет подвести линию к Турову. Но возникает серьёзная проблема строительства моста через Припять, которая разливается тут на километр. Другой вариант предусматривает строительство стальной магистрали из Ельска, притом она пройдёт через райцентр Лельчицы, но будет на три десятка километров длиннее. А пока что жители пользуются автобусными маршрутами, что проходят по живописным местам Полесья.
Сегодня в Дзержинске 350 дворов на 850 жителей (из которых 9 ветеранов); школа (новое здание построили в 85-ом), детский сад (открылся в 1997 году), ФАП, сельисполком. В клубе работает кружок детского творчества, проводятся праздники, выступают музыкальные коллективы, в том числе местные. Небольшая церковь была построена 10 лет назад и сегодня является украшением деревни.
Деревни, где на фасаде почти каждого дома висит стилизованное деревянное солнышко, где живут добрые и отзывчивые люди, которые приглашают сюда вернуться. Даже пограничники.
